В поле зрения Сергея Брилёва попадают не одни только события военных лет 1939–1945 годов — для создания у читателя более полной картины он обращается к хитросплетениям межвоенного периода и, если того требуют обстоятельства, еще глубже, в пыль веков. Чего стоит экскурс в историю освоения Антарктиды — ведь сегодня всякая страна, предъявляющая на нее претензии (к этой категории относятся не только Аргентина, Чили и Великобритания) или даже просто использующая этот суровый континент в целях патриотической агитации, обязательно заявляет о том, что именно ее мореплаватели первыми увидели, первыми назвали или даже высадились здесь. По договору 1959 года статус Антарктиды (вместе со всеми островами ниже 60° южной широты) заморожен, однако это не мешает определять ее принадлежность, скажем, на школьных картах — смелость, которую не позволили себе даже Фаддей Беллинсгаузен и Михаил Лазарев, в январе 1820 года действительно открывшие шестой материк. Однако осторожность самих путешественников и нерасторопность русского правительства позволили этому открытию на многие годы кануть в Лету, и более расторопные американцы заявили, что открытие совершил их матрос Натаниэль Палмер — действительно увидевший континент, но несколько позже, в 1821 году. Сегодня исследование и популяризация вклада русских мореплавателей — задача отнюдь не кабинетного свойства. Русскому присутствию в Антарктике не помешает заслуженный почет мирового сообщества. Чтобы осознать остроту проблемы, достаточно взглянуть на наименования местности — едва ли какая-то англо- или испаноязычная карта сочтет нужным упомянуть русские названия (скажем, остров Кинг-Джордж русские мореплаватели нарекли Ватерлоо).
«При этом не будем забывать, что территориальные претензии на Антарктический полуостров и прилегающие острова вроде этого заморозили, но не отменили сразу три страны: Аргентина, Британия и Чили. Собственно, все они по-разному называют даже и полуостров-стержень своих состоящих из столь разных „куколок“ приполярных „матрешек“-провинций-регионов-территорий. Для аргентинцев это Земля Сан-Мартина. Для британцев — Земля Грэма. Для чилийцев — Земля О’Хиггинса. А еще есть и американцы, о чьей особой позиции по Антарктиде мы еще поговорим опять же отдельно. Для них это — полуостров Палмера».
Автору удается виртуозно проследить корни сегодняшней геополитики в отдаленном и не очень прошлом. Та же Антарктида вместе с прибрежными водами в годы Второй мировой и незадолго до нее стала ареной ожесточенного соперничества великих и малых держав: помимо Аргентины, Чили, Норвегии и Великобритании здесь развернул активную деятельность Третий рейх. Любители теорий заговора и инопланетных вмешательств слышали о британской секретной операции «Табарин», в ходе которой в грандиозной подземной крепости нацистов в Антарктиде («Новая Швабия») военные столкнулись с человекообразными «полярными монстрами», выведенными зловещей организацией «Аненербе». Наверняка конспирологи знают и о появлении летающих тарелок перед участниками экспедиции Бэрда в 1947 году. И хотя профессиональные историки вынуждены их разочаровать — никаких летающих тарелок и полярных мутантов обнаружить не удалось, сама операция действительно имела место, правда в более «скромном» виде. Аргентинская экспедиция в конце 1942 года заявила права на остров Десепшн. В ответ Британия решила разместить здесь постоянный персонал — именно ради этого два корабля Королевского флота были откомандированы для операции «Табарин». В феврале 1943 года четверо полярников действительно остались здесь, но сражаться им пришлось не с нацистами, а с пингвинами. Британцы приступили к «эффективной оккупации» Антарктиды.
«Именно с операции „Табарин“ можно отсчитывать уже регулярное обследование Антарктики британскими учеными. Но пока, на пике Второй мировой войны, операция координировалась военными. То была составная часть именно Второй мировой — пусть даже обороняться пришлось от пингвинов, десять тысяч которых однажды попросту заняли все пространство вокруг одной из вновь созданных станций, и полярникам пришлось строить себе новое жилище. Джордж Джеймс вспоминал, что пингвинов было столько, что все-таки был нарушен запрет, и полярники состряпали себе пингвинью яичницу. Она, правда, оказалась „ужасно отвратительной“: желтки были красными, а белки — серыми».
Колония «Новая Швабия», отмечает Брилёв, конечно, была основана (еще в сезон 1938/1939), но никакой Гитлер с Евой Браун в ней не прятался, и даже Мартин Борман, загадочно исчезнувший весной 1945-го (и по этой причине осужденный на Нюрнбергском трибунале заочно), здесь не хозяйничал. Впрочем, нацистам все же удалось «поддать жару» этим местам (конкретно — южной части Антлантики и Южному океану), о чем свидетельствует зловещая слава крейсера-корсара с забавным названием «Пингвин» (и с совсем не забавным счетом потопленных и захваченных кораблей) и тяжелого крейсера «Адмирал граф Шпее». Впрочем, век обоих кораблей был недолог. «Пингвин» (также известный как «корабль 33», «HSK 5», «рейдер F») действовал в Индийском океане и у Антарктиды в 1940–1941 годах, отличившись захватом 28 кораблей, включая норвежские китобойные суда. Потоплен он был только в мае 1941-го британским тяжелым крейсером «Корнуэлл». С «Адмиралом графом Шпее» вышла история скорее трагикомическая, как бы то ни было показывающая всю неоднозначность взаимоотношений стран Латинской Америки с Британией и США. Сначала крейсер успешно разбойничал в Индийском океане, затем мимо ЮАС пробрался в Атлантику. 14 декабря 1939 года в бою с англо-новозеландской тактической группой у мыса Пунта-дель-Эсте «Шпее» получил серьезные повреждения. Немцам требовалось две недели на ремонт, но Гаагская конвенция, которой стремилось следовать нейтральное уругвайское правительство, разрешала только сутки. Британская дипломатия милостиво согласилась продлить этот срок на несколько часов, посол США эту позицию поддержал. Уругвайские власти решили принять сторону Великобритании и США. В итоге немецкий «карманный линкор», не успев себя подлатать, решился на крайнюю меру: чтобы избежать позорного пленения, при выходе в море матросы подорвали крейсер, а капитан Ганс Лангсдорф спустя два дня покончил с собой, завернувшись в корабельный флаг. Обломки «Адмирала графа Шпее» и поныне мешают навигации в эстуарии Ла-Плата.
Впрочем, не только немцам «хитрый» нейтралитет Уругвая доставил проблемы. Во время своего легендарного «огненного рейса» советский крейсер-ледокол «Анастас Микоян» в апреле 1942 года зашел в порт Монтевидео, но правительство страны, еще не установившее с СССР дипломатических отношений, принимать его отказалось. Помогла коммунистическая солидарность — лидер портовых рабочих Эухенио Гомес, по совместительству генеральный секретарь ЦК Компартии Уругвая и депутат парламента, пригрозил властям забастовкой из-за «плохого качества роб». Благодаря полученной передышке «Микоян» смог продолжить свой беспримерный путь через пролив Дрейка в Тихий океан.
Вообще, Латинская Америка и Карибы — регион, привлекающий пристальное внимание С. Б. Брилёва. Уроженец Гаваны, Сергей Борисович прекрасно говорит на уругвайско-аргентинском варианте испанского и не понаслышке знаком с местной жизнью. Внимание читателя он обращает на лихие повороты местной политики в отношении Советского Союза. Как известно, в межвоенные годы в Южной Америке сложились влиятельные компартии (Монтевидео даже называли «маленькой Москвой»). Действуя в согласии с линией Коминтерна, они, однако, в 1939 году оказались перед нелегким выбором: сохранить лояльность организационному центру всемирного революционного движения и свернуть антифашистскую борьбу или же ради приверженности принципам порвать с Москвой. Многие выбрали второе, что значительно осложнило действия СССР здесь уже после 22 июня 1941 года. Первой в Западном полушарии восстановила отношения с СССР в октябре 1942 года Куба (еще та, дофиделевская, времен будущего диктатора Фульхенсио Батисты, о чем не любят вспоминать современные кубинцы); в Южной Америке в 1943 году раньше остальных это сделал Уругвай. Впрочем, позиция этих стран и по отношению к СССР, и в связи с фашистской угрозой долгое время определялась политикой панамериканизма (провозглашенной США солидарностью государств всей Америки, от Аляски на севере до Огненной Земли на юге).
Немалый интерес для изучения истории Второй мировой представляет Карибский регион. Конгломерация совершенно неоднородных по природно-климатическим условиям островов, Карибы к началу Второй мировой войны по большей части относились к Британской колониальной империи (британская Вест-Индия). Это был регион, убыточный для короны, но стратегически важный (так, радиостанция на острове Гренада направляла союзные конвои на пути к Африке, а на острове Тринидад работал крупнейший нефтеперерабатывающий завод). Именно здесь развернется один из важнейших фронтов «морской охоты»: немецкие и итальянские «волчьи стаи» будут какое-то время безнаказанно топить британские, северо- и южноамериканские корабли как в открытом море, так и в портах (например, в марте 1943 года союзники потеряли 97 кораблей). Наиболее громкая история — торпедирование канадского парохода «Конуэллис» в сентябре 1942 года прямо в порту Барбадоса подлодкой U-514. Впрочем, союзники не отставали, и даже Куба самостоятельно потопила одну немецкую подлодку.
«Из-за того, как это все от нас далеко географически, в словаре российских историков нет такого устойчивого выражения, как „Битва за Карибы“. В лучшем случае боевые действия в той части света трактуются как составная часть Битвы за Атлантику. Короче говоря, это — классический забытый фронт. Между тем масштабы потрясений были таковы, что, пожалуй, это можно выделить именно что в отдельную битву».
В отличие от колумбовых времен, этим регионом интересовались отнюдь не из-за короткого пути в Индию. Нечто гораздо более важное скрывалось в недрах голландской колонии Гвиана (ныне независимый Суринам) и Венесуэлы, что через Карибское море попадало в Северную Америку и Европу. И это были нефть и бокситы — алюминиевая руда, ставшая заветной целью захватившего в 1940 году Нидерланды Третьего рейха. Задачу защиты потерявшего контроль метрополии Суринама взяли на себя американцы (к тому моменту уже договорившиеся с англичанами об аренде их карибских баз), чему, впрочем, поначалу мешали нейтралитет США и опасения местных властей по поводу присутствия военного контингента Бразилии — страны, с интересом поглядывавшей на эту территорию. Договориться голландцам и американцам удалось только в конце ноября 1941 года. Боевых действий здесь так и не велось, однако многие суринамцы отличились в войне и подполье уже в Европе — С. Б. Брилёв отмечает героизм «Шанхайского Экспресса», Отто Гьюсвида, Антона де Кома и других.
Впрочем, чернокожим суринамцам, как и многим цветным жителям Карибских островов, решившим воевать с фашизмом, в армиях Британии и США приходилось нелегко, даже несмотря на отмену «цветного барьера» в английской авиации в 1939 году. Сергей Брилёв точно подмечает эту парадоксальную черту: в стане противников фашизма расизм отнюдь не был изжит. Особенно характерен в этом отношении пример Южно-Африканского Союза (ставшего в 1961 году независимой ЮАР). Страна, установившая в 1948 году режим апартеида, во время войны принимала активное участие в битве за Африку. Более того, авиация ЮАС долетала до албанских и югославских партизан и успешно бомбила нефтяные поля румынского Плоешти. Белые африканеры служили в атлантических конвоях, а вот коренное население призывалось только во вспомогательные части. Неприкрытый расизм, конечно, осложнял ЮАС отношения с СССР, еще до войны в лице Коминтерна выдвинувшему лозунг создания «независимой туземной республики».
«...уже в 1940–1941 гг. южноафриканские ВВС сыграли решающую роль в разгроме итальянских фашистских войск, окопавшихся в Сомали, Ливии-Киренаике и Абиссинии-Эфиопии. Собственно, возвращение в Аддис-Абебу императора Хайле Селассие — первая зримая победа над силами „Оси“ во время Второй мировой».
Стоит отметить, что книга Сергея Брилёва богата на «шпионские истории» (достаточно вспомнить дело Х. А. Кюннинга на Кубе). К их числу относятся и действия британской службы саботажа диверсий «Секта» в Албании в годы Второй мировой войны. Хоть и неудачные по большей части, операции британских агентов (к числу которых относились простой торговец рыбой в Дорсетшире Брюс Чишолм и Дейрелл Окли-Хилл) были весьма занимательны и преследовали своей целью не только борьбу с итальянской оккупацией, установившейся здесь еще в апреле 1939 года, но и поддержку националистического подполья в пику партизанам-коммунистам Энвера Ходжи. Как и в соседней Югославии, где Великобритания в итоге отреклась от четников Дражи Михайловича в пользу Тито, относительно Албании Черчилль тоже умыл руки. И хотя Албания не была упомянута в знаменитом «процентном соглашении» 1944 года, расклад сил был очевиден.
С. Б. Брилёв совершает весьма подробный и любопытный экскурс в историю этой небольшой, но гордой страны. Первые контакты Российского царства с местным населением (конкретно с православными химариотами) состоялись еще в XVII веке, в конце следующего века местное население активно помогало русским войскам в борьбе с Османской империей. Впрочем, самый известный эпизод с так называемым «русским следом» — это эпопея правления и свержения Фана Ноли в 1924 году. Грек по происхождению, православный епископ, в 1924 году он стал одновременно премьер-министром и регентом Албании. Однако установление дипломатических отношений с СССР и попытки демократических реформ сплотили против него потерпевшие ранее поражение силы. Чтобы вернуть к власти бывшего премьера Ахмет-бея Зогу, из соседней Сербии свергать режим «красного епископа» под командованием Ильи Миклашевского выдвинулся примечательный отряд, все 108 членов которого были белоэмигрантами. Так, «просоветский» премьер был свергнут бывшими русскими офицерами, не нашедшими себе применения в королевской Югославии. Несмотря на то что на тот момент слухи о стоящем за Фаном Ноли советском правительстве были лишь слухами (самые ранние организационные ячейки коммунистов стали появляться здесь лишь в 1928 году), сам епископ впоследствии приедет в СССР и будет иметь тесные контакты с коммунистами.
«Епископ Ноли был истинным патриотом-идеалистом, ярким оратором-полиглотом, срывавшим аплодисменты в Лиге Наций, талантливым музыкантом, автором программы, включавшей искоренение феодализма, привлечение иностранных инвестиций, модернизацию инфраструктуры и т. п., но управленец из него вышел никудышный. Как премьер он был и так обречен, всколыхнув внутри страны своими невыполнимыми обещаниями крестьянство и вызвав раздражение беев. Но вовне Албании, в тогдашней Европе, отягчающим обстоятельством для Ноли стало то, что 4 июля 1924 г. его министр иностранных дел Сулейман-бей Дельвина направил через советское дипломатическое представительство в Риме ноту на имя наркома иностранных дел СССР Г. В. Чичерина. В ноте говорилось: „Мне доставляет живое удовольствие сообщить Вам, что новое Албанское правительство почтет себя весьма счастливым установить дипломатические и дружественные отношения между народом русским и албанским“. Дипломатические отношения с Советским Союзом?! Для тогдашней Европы это было чересчур!»
Впрочем, период 1912–1939 годов прошел скорее под знаком монархическим, нежели просоветским (по окончании Первой Балканской войны Албания впервые обрела независимость и собственного князя, немца Скандербега II, в 1928 году Ахмет-бей Зогу провозгласил себя королем Зогу I Скандербегом, в 1939 году страна попала в личную унию с королевской Италией). Качественно новый период наступил с освобождением Албании от оккупации 29 ноября 1944 года: пришедший к власти Энвер Ходжа всецело поддерживал политику Сталина — обстоятельство, невероятно помогавшее советской армии и дипломатии до 1961 года и невероятно мешавшее после. Влёра служила единственным портом для советских военных кораблей в Средиземноморье (недаром во время приезда маршала Г. К. Жукова в Тирану в 1957 году Ходжа заявил: «Мы считаем, что первая линия обороны Одессы и Севастополя должна проходить здесь, у нас»); албанская молодежь ездила учиться в Москву. Хрущевский идеологический разворот и болезненная реакция Ходжи нарушили эту идиллию. Впрочем, были те, кто, как курсант Яны Кичо Люфи, принял сторону СССР. Здесь бывший партизан сумел дослужиться до генерал-майора и теперь, вспоминая о тех временах, замечает: «Ну, Албания вообще во все века всегда была с Россией. И в Первой мировой войне, и во Второй. В отличие от соседей — болгар и хорватов. Они всегда почему-то, хотя и славяне, воевали вместе с врагами России. Албанцы — народ простой и славный такой исторически. Он противостоял многим силам враждебным. Но в этой великой войне, во Второй мировой, албанцы откликнулись с самого начала, как началась война против Советского Союза. <…> У нас в каждом отряде было радио. И политработники каждый день, как позволяла обстановка, когда не было боевых действий, рассказывали нам, что происходит на восточном фронте. Мы знали и радовались, когда Красная армия разгромила пять фашистских армий под Сталинградом. Это для нас был огромный праздник. Мы поняли, что мы побеждаем, что вот-вот придет к нам Победа». Яны Кичо Люфи о своей богатой на события жизни написал книгу «От албанского партизана до советского генерала».
Стефания Ситнер
Полистать книгу
Забытые фронты Второй мировой войны. От Албании до Антарктиды / С. Б. Брилёв
Дизайн: Марина Миллер
Редактор: Александра Громыхина
Корректор: Зоя Колеченко
Верстка: Любовь Комаровская
Подготовка к печати: Сергей Панфилов
|